Экс-вратарь ЦСКА и сборной СССР Владислав Третьяк рассказал о своей экипировке времен игровой карьеры и работе в "Чикаго". Также президент ФХР вспомнил, почему не состоялся его переезд в НХЛ в бытность хоккеистом.

"Стань я нападающим, был бы трудолюбивым середнячком в четвертом звене. Ловил бы шайбу на себя. И мы бы с вами сейчас не разговаривали. Советская форма была какой-то очень тяжелой и неуклюжей, и посоветовали шведскую. Так потом оказалось, что это была защита для игрока обороны, а не вратаря! Пробивало все. Синяков было – не счесть, и я надел нашу телогрейку, которую тоже сейчас в Думе выставил. В 76-м участвовал в Канаде в специальном шоу с участием лучших вратарей Северной Америки и Европы. Это было что-то подобное Матчу звезд. По восемь лучших нападающих с обоих континентов – и по четыре голкипера. 20 тысяч долларов получал сильнейший форвард, 15 – вратарь. Мы, вратари из Европы, отражали буллиты от канадцев, и наоборот. Нам бросали Лефлер, Ситтлер, Потвин... Сидел в раздевалке со всеми вратарями НХЛ. Когда увидели мою экипировку – чуть с ума не сошли. Фотографировали, в чем я играю. Показывали: поэтому ты все ловушкой и ловишь, что если до тела долетит – пробьет насквозь!

История с "Чикаго" случилась как раз после моего приема в Зал славы, - заявил Третьяк. - Вообще я не любитель по барам ходить. Но о работе в "Блэкхокс" в баре и договорились. Сначала в Торонто была большущая церемония, посвященная принятию в Зал славы. Сейчас все это проходит гораздо скромнее, где-то в переходе торгового центра. А тогда – две тысячи человек, все в смокингах. Я первый раз в жизни тогда смокинг надел – напрокат взяли. Мероприятие – в огромном театре наподобие нашего Большого. Выходишь на сцену, играет гимн Советского Союза. Ги Лефлер рассказывает о твоих заслугах. Вручает тебе медаль, которая сейчас выложена на выставке в Думе. Надевает перстень. О тебе показывают фильм... Потом – банкет. Под него снимается большущий гараж, его снаружи заклеивают постерами, символами НХЛ. Оркестр, члены канадского правительства, артисты – все солидно. Когда наелись, мне говорят: "Пойдем в бар, пива еще попьем". Думал – зачем мне это надо? Но первый раз в жизни в ночной бар пошел. Там-то ко мне и подошли Кинэн с вице-президентом "Чикаго". "Владислав, ты не можешь нам помочь в работе с вратарями? У нас их семь человек, нужно выбрать, с кем идти дальше. Советником будешь". А я возьми да брякни: "С удовольствием!" – "Да ладно! Нам сказали, тебя взять вообще невозможно, и никогда ни у кого это не получалось". Я расхрабрился: "Да я готов!". Хорошо, в общем, в бар сходил. Из-за этого я на какой-то момент чуть не стал невыездным. Вернулся в Москву, официально попросил разрешения. В конце концов, речь шла не о том, чтобы в Чикаго постоянно жить – роль советника подразумевала, что я должен периодически приезжать туда на две недели и консультировать. Еще в то время я был членом Комиссии атлетов МОК. И мне как раз после рассказа о "Чикаго" надо было ехать на конгресс МОК. Тогда-то мне в армии и сказали: выезд туда тебе не дают. Думаю: ах, вы так? Сказал, что ухожу из армии. И уволился. Больше никаких проблем не было. Ни с "Чикаго", ни с МОК.

Эту историю лет пять-семь назад мне рассказал Серж Савар, участник Суперсерии-72, защитник, а потом генеральный менеджер "Монреаля". Когда уже после того, как я закончил карьеру в Союзе, "Канадиенс" хотели меня взять – я ими был задрафтован. Но секретарь ЦК КПСС Суслов ему сказал, что мой отец – генерал армии, Герой Советского Союза Третьяк, который категорически не хочет, чтобы сын ехал играть за океан. А Владислав, в свою очередь, не желает расстраивать папу. При том что генерал Иван Третьяк не имел ко мне никакого отношения! Однако закрытость советского общества была такой, что проверить этот факт в "Монреале" не могли и приняли эти слова на веру. В Союзе же мне ни о чем не рассказывали, никуда не вызывали", - рассказал Третьяк.